Келпи

[Мокона Модоки]

Продолжаем серию переводов. На этот раз перед вами не ирландская, а шотландская легенда (но от того ничуть не менее очаровательная). Когда я впервые читала её, она меня поразила необычностью изложения (вообще говоря, я до сих пор склоняюсь к мысли, что автор скомпоновал несколько легенд в одну), и я даже не с первого прочтения разобралась, кто что сделал и в какой последовательности.
Перевод выполнен (опять же, с некоторыми - но маленькими - вольностями в пользу гладкости русского текста) по изданию Питера Бересфорда Эллиса (Peter Berresford Ellis) "The mammoth book of Celtic myths and legends". Книга состоит из переложений легенд и мифов, потому вы встретите много уточняющих конструкций (вроде пояснения того, кто такой Донн). Но несмотря на их обилие, я тоже сделаю маленький глоссарий:

Келпи - морской конь (не конёк! именно конь, четвероногий и с гривой) в фольклоре. Это всё, что вам надо о нём знать на начало чтения.
И я прекрасно знаю, что "mermaid" - "русалка". Но этого слова вы у меня не найдёте, потому что в другом тексте этой же книги дано чёткое противопоставление "mermaid" и "sea-maid". По описанию я бы русалками скорее назвала именно последних.
В остальном - приятного чтения!

Келпи.

Сыновья всех вождей Западных островов — наследные сыновья — однажды решили отправиться в плаванье на большую рыбалку в светлые воды Ан Куан Барра, то есть пролива Барры. Но с тех пор, как они отчалили, их больше никто не видел.
И вот, семь дней спустя, король острова Сгитнах разослал во все концы послов, которые бы позвали остальных вождей на совет в Порт Риг, бухту повелителя Сгитнаха. И все они прибыли: из Аринны, Кинн Тире, Или и Диуры, из Колвасы, Муйле, Тирода, Коллы, Иге, Рума и Каны, с крайнего запада, то есть из Барры, Уибст-а-Дэс и Уибст-а-Туат, На Эрад и Лёдаса — все вожди прибыли на боевых ладьях.
Они собрались в зале заседаний, держа свои мечи и щиты, и выслушали бледного и понурого хозяина острова. Вожди с удивлением увидели Доналла, щитоносца наследника короля Сгитнаха, стоящим подле говорящего. Ведь он был одним из тех, кто отправился вместе с сыновьями вождей на злополучную рыбалку.
— Возможно ли, что наши сыновья ещё живы? — спросил вождь Кинн Тире.
— Мне горько об этом говорить, — ответил Доналл, — но сбежать удалось лишь мне одному.
Они увидели, что его левая рука обмотана окровавленной повязкой, и поняли, что и ему не удалось скрыться так уж просто.
— Все... погибли? — спросил повелитель Колвасы.
— Столь же верно, как и то, что я стою здесь, — кивнул Доналл, и голос его был полон скорби.
— Как это могло случиться? Кто навлёк на наш народ проклятье Эх-Уишге, ужасного Келпи? — эти слова сказал повелитель Или, но он озвучил то, что хотели спросить все.
Щитоносец замялся и взглянул на короля Сгитнаха.
— Говори же, не бойся, — пробормотал тот, упирая глаза в пол, как будто он не смел поднять взгляда на своих товарищей.
— Иэн, сын моего короля, повелителя Сгитнаха, — признался Доналл, но тут же добавил: — Но не вините его! Келпи предстал перед нами прекраснейшим существом. Он был белее кромок волн, а его грива была столь же текуча, как пена, что разливается у подножья прибрежных скал. Он показался нам умным животным, и он тихо ржал, ступая к нам по полосе прилива. Мы увидели его, когда плыли по проливу Барры и причаливали к Эйлэн нам Мук. Он был там, на мелководье, и князь Иэн первым призвал нас высадиться и посмотреть, каким же было вблизи это чудное белое создание. Высадившись, мы были удивлены и обрадованы, а Иэн, вытянув руку, пошёл к нему — вы же знаете, какой толк он знал в лошадях и как их любил.
Доналл остановился. Великие вожди кивали своим мыслям.
— Продолжай, Доналл, — воскликнул повелитель Диуры. — Продолжай, хотя моё сердце и обливается кровью, когда приближается миг, в который ты скажешь то, что должен, что неизбежно.
— Иэн протянул руку к морде животного, и оно понюхало её. О, боги, сжальтесь над нами...
— Все наши сыновья, наши наследники... — старый вождь Коллы, у которого был только один сын, вдруг уронил седую голову на ладони, и всхлип потряс его тело.
— Потеряны, потеряны, и скоро от наших земель и крепостей тоже не останется ничего. Всё забрал Келпи! — закричал повелитель Лёдаса.
— Если бы князь Иэн знал, чем всё обернётся, он бы отрезал себе руку! — воскликнул Доналл, стараясь защитить своего господина.
— Если бы только он это сделал! — зло воскликнул повелитель Муйле.
— Но разве он не знал? — спросил повелитель Каны. — Как можно не знать древнее предание?
— Верно, — согласился повелитель Колвасы. — Разве вам не должны были рассказывать древнее предание с тех самых пор, как вы выбрались из материнских объятий? Вы обязаны были знать!
Доналл опустил голову от стыда:
— Да, мы знали... Нам рассказывали. Но мы не верили ему. Мы думали, что вы придумали его, чтобы нас напугать. Юность всегда отвергает заветы старости.
— Теперь вы знаете обратное, — пробормотал король Сгитнаха.
— И теперь уже слишком поздно, — вздохнул повелитель Рума.
— Стоит дослушать рассказ, — заметил молчаливый вождь Тирода.
Доналл попросил принести ему попить и сделал глоточек, чтобы собраться с духом.
— Вот, как всё закончилось, — начал он.
Юные сыны вождей увидели великолепную лошадь на берегу острова Мук, то есть острова Свиней. Они высадились и стали ласкать этого огромного белого коня. Они подумали, что животное потерялось, поскольку никто на острове не смог бы содержать такое создание. А потом Иэн предложил на нём покататься.
Он-то первым на него и взобрался. Но существо терпеливо ждало, пока ещё один юноша не устроился за Иэном. А конь всё ждал, пока они по очереди не оказались на его спине все; и каждому хватило места, и они не сидели вплотную.
Доналл же, не будучи сыном вождя, тихо стоял в сторонке, пока и его не заставили присоединиться к обречённой веренице совсем сзади. И даже когда товарищи поднимали его к себе, конь медленно шагал вдоль кромки воды. А затем — а затем он понёсся в море, разгоняясь среди волн, как посуху. Прочь, прочь, навстречу рыже-золотому закатному солнцу, перелетая неспокойные светлые волны.
Доналл не знал, куда они неслись, но он видел, что, хотя они стремятся сквозь долины меж валов и водоворотов, копыта зверя едва ли погружаются под воду на толщину пальца.
Доналл сознался, что им и в голову не пришло спрыгнуть с Келпи. Никто не мог выбраться с широкой спины животного. Казалось, будто их руки, однажды прикоснувшись к коже Келпи, прирастали к ней быстро и намертво.
Именно в этот миг Доналл решился действовать. Достав правой рукой охотничий нож, он махнул им по пальцам левой, которая держалась за плечо юного князя, сидящего перед ним, — и через которое чары животного пробегали к ладони по рукам юношей от Иэна, который держался за гриву. И вот, отрубив себе пальцы, Доналл оказался на свободе из-под заклятия и, слетев со спины, рыбкой нырнул в море.
Он взглянул наверх, и увидел Келпи, на белой спине которого всё ещё сидели сыновья вождей, и он нёсся прямо в распахнутый зев Корриврекана, огромного водоворота, где, как говорят, находятся врата в Другой мир. Но до самого конца он видел товарищей смеющимися и радующимися, поскольку они не сознавали своей участи.
Доналл плыл и плыл, пока смилостивившийся прилив не вынес его на берега Дун Вегайн, откуда он и отправился к королю Сгитнаха, чтобы рассказать о случившемся.
И вновь, пока вожди обдумывали сказанное, опустилась тишина.
— Нельзя так просто смириться с таким концом! — услышали они зычный голос Ломара, друида короля.
Повелитель Или рассмеялся, хотя в его смехе не было веселья — только злоба:
— Чего же ты хочешь, чтобы мы сделали?
— Противопоставьте магии Келпи магию!
— Того самого Келпи, который древен, как само время?! Нет такого чародея, что смог бы превзойти его заклятие! — воскликнул повелитель Барры. А он славился своей мудростью, ведь его земли были на западе моря. Он знал, как живут боги и богини, ведь они отдыхали именно на западе.
— Ха! Да вы свои силы скорее на оплакивание потратите, чем на попытку победить злые силы, которые забрали ваших сыновей и наследников!
— Друид прав, — признал король Сгитнаха. — Но что мы можем сделать? Наши корабли не дерзнут спуститься в Корриврекан, ведь их просто засосёт в Другой мир.
— Отправьте воина к Даллу Слепому, — ответил Ломар. — У него достаточно мудрости.
Далл был человеком, обладающим древними знаниями, и жил он на Холму Рыжей Лисицы.
— Что толку! — воскликнул повелитель Коллы. — Никому не одолеть Келпи!
— Воистину, что может он сделать, если только он не настолько мудр, чтобы возвращать к жизни мёртвых? — усмехнулся повелитель Аринны.
— Этого он не может, — закричал повелитель Иге. — Однажды оказавшись в Доме Донна, повелителя мёртвых, ушедшие души не могут переправиться обратно.
— Клянусь Девятью Колодцами Мананнана, бога морей, я отправлюсь к Слепому! — воскликнул Доналл, щитоносец, неприятно поражённый их чувствами. — Все вы старушки, которые скорее спрячутся за стенами крепости, чем поднимут меч и щит на судьбу, что забрала у вас сыновей. Неужели они так мало для вас значили?!
Великие вожди в удивлении смотрели друг на друга, не в силах поверить, что какой-то щитоносец смог так запозорить их. Но они оставили его безнаказанным, ведь на самом-то деле его слова пробудили в них чувство вины.
— Храбрый молодой человек, если можешь вернуть наших сыновей, пожалуйста, сделай это, — вздохнул король Сгитнаха. — Но мы не будем давать ложных надежд женщинам. И даже наши жёны, матери юных князей, не должны ничего знать об этой затее, потому что горе нам, если слух о ней дойдёт до Эх-Уишге, ужасного Келпи, который унёс их!
И они условились, что никто из них и слова не обронит о надежде, что теперь согревала их души. А потому прекрасные сыновья королей были оплаканы как умершие на всех островах. Повсюду объявили траур и были слышны плачи.
Доналл же поднял щит и меч и немедленно отправился к Холму Рыжей Лисицы. Спустя недолгое время он нашёл Далла Слепого и рассказал ему о цели своего визита.
— Доверие — вот наше всё, сынок.
— Доверие?
— Если в тебе есть доверие и вера, то тебе никакие преграды не страшны.
Доналл молчал.
— Ты веришь мне? — спросил Далл.
— Мне... Мне больше некому верить, — признал Доналл.
Далл улыбнулся.
— У тебя поранена рука. Дай-ка её.
Доналл протянул ему руку с отсечёнными пальцами. Далл взял её и подержал мгновение:
— Видишь котёл, который кипит на огне?
— Вижу, — ответил Доналл, глядя в сторону очага дома Далла.
— Опусти туда руку. Доверься мне.
Доналл, ни секунды ни колеблясь, так и поступил. Было совсем не больно.
— А теперь доставай, — приказал Далл.
Каково же было удивление Доналла, когда он увидел, что его рука абсолютно здорова, а пальцы выросли вновь.
— Нас ждёт успех! — воскликнул он воодушевлённо, впечатлённый такой демонстрацией могущества.
— Лишь в одну ночь в году это возможно, — согласился Далл. — Через несколько дней начнётся фестиваль Самайна, и когда зайдёт солнце, Другой мир предстанет перед нашими глазами. Души смогут пересечь границу меж мирами. Вот он, наш шанс. Только в полночь нам выпадет возможность спасти сыновей вождей.
— Как же нам это удастся?
Далл задумчиво поджал губы. Он не был тщеславен.
— Я не уверен, что это возможно. Единственное, что я могу обещать, — это то, что я попытаюсь. Но залог успеха — в доверии. Тогда и только тогда я смогу исполнить задумку, если ты поверишь в меня.
— Какую задумку?
— В полночь фестиваля Самайна я приду к замку короля Сгитнаха. Я протяну руки к водам и прикажу вернуть души потерянных тобою спутников из глубин океана. Мои знания и умения — против знаний и умений Другого мира.
И Доналл вернулся домой, и, хотя он и передал слова Далла королю Сгитнаха, он ни словом не обмолвился о них дочери короля, то есть сестре князя, чьим щитоносцем он был.
Девушку звали Дианав, ведь она была «безупречной» жемчужиной островов (а именно таково было значение её имени). Доналл и Дианав были хорошими друзьями, какими бывают брат и сестра, — но не более того. Доналл, вообще говоря, томился по кузине Дианав, девушке по имени Финейс.
Дианав выросла с юными князьями островов, и у неё было не меньше причин оплакивать их, чем у любой другой женщины, но она не могла заставить себя грустить, ведь тоже была влюблена. Началось это незадолго до трагических событий. Однажды, когда она сидела на берегу неподалёку от замка отца, глядя, как в заливе ныряют и пляшут, чтобы согреться на солнце, птицы, мимо неё прошёл молодой человек. На нём была белоснежная рубаха и потрясающий зелёный с пёстрыми узорами килт, а также плащ. Кожа его была белоснежна, глаза зеленели, а волосы напоминали цветом пену волн, что ударялись о берег.
И Дианав спела печальную песнь утерянной любви.

Холодны ночи без сна,
Утомительны ночи без отдыха,
Которые я провожу, думая о тебе, любовь моя,
В грёзах о ночах, когда мы были вместе,
Но теперь тебя нет со мною рядом.

— Какая печальная песня, девушка, — сказал молодой человек. — Она заставила слезу скатиться по моей щеке.
Сердце Дианав преисполнилось скорби, когда она увидела, как печален и прекрасен этот юноша. Он подошёл и сел у её ног, и в его лице действительно была опустошённость.
— Эта песня совсем не про меня, — тоскуя, доверилась ему она.
— Но в ней спрятано глубокое чувство. Прошу, протяни руку и вытри слезу с моей щеки, и всё будет хорошо.
Это было дерзко, но Дианав совсем не расстроилась. Ей вдруг нестерпимо захотелось сделать так, как он велит, и осчастливить его. И она действительно потянулась и пальчиком, так нежно, как смогла, смахнула капельку. Но та пристала к её пальцу, а когда она убрала руку, упала прямо ей на грудь, чуть выше сердца. На мгновение ей стало тепло и приятно. И она вновь посмотрела на молодого человека уже влюблёнными глазами.
— О милый странник, скажи мне своё имя!
— Меня зовут Эх-Уишге, Келпи, повелитель глубин. Ты боишься меня?
— Только не я, — поклялась Дианав, хотя где-то в глубине души она и помнила, что должна была испугаться, и не беспричинно. Но слезинка Келпи заставляет смертных быть его рабами и возлюбленными навек.
— Я люблю тебя, Дианав, — сказал повелитель глубин. — Биение твоего сердца совпадает с ударами моего пульса.
С тех пор каждое утро Дианав и Келпи встречались на берегу и клялись друг другу в любви.
Но на закате они должны были расставаться. Келпи всегда очень строго за этим следил. Ведь как только солнце опускалось к западному горизонту, ему пора было возвращаться в море.
— Если однажды ты увидишь, что я всё ещё сплю на закате, — предостерегал её Келпи, — разбуди меня и вели уходить.
Однажды вечером случилось так, что Дианав и её нечеловеческий возлюбленный лежали на берегу моря, заснув в объятьях друг друга. Дианав проснулась и увидела, что солнце уже над самым горизонтом, и обернулась к милому другу. Он был так красив и так крепко спал, что ей стало жаль будить его. Стоило ему шевельнуться, как она напела колыбельную, и он снова уснул. И она закрыла глаза, думая, что ничего серьёзного не случится, если она позволит ему ещё немного поспать.
Она протянула руку, чтобы погладить его шелковистые волосы, и стала пропускать их меж пальцев — нежно, нежно... И вдруг она поняла, что на этот раз шёлк стал вязким. Она распахнула глаза. Она лежала в объятьях странного существа, бледного коня со шкурой, поблёскивающей из-за слизи, с копытами и струящейся белой гривой. Одно из них запуталось там, где рука так мило держала её за косу. Она попыталась отстраниться, но волосы так безнадёжно спутались, что она не могла пошевелиться. Она дотянулась до пояса, где висел её нож, и быстро обрезала косу, оставив её у копыта. А затем крадучись убежала.
Волшебство слезинки Келпи рассеялось, как только она увидела, кем на самом деле был Эх-Уишге. Она знала, что не могла любить его, а этот мир и Другой не должны перемешиваться.
Только теперь она полностью осознала, что за участь постигла юношей, с которыми она выросла, и она впала в отчаяние. Несколько дней она сидела, гадая, что же с ними, ведь история о том, будто их унёс Келпи, теперь передавалась из уст в уста, и ей всё тяжелее было находиться среди других женщин острова.
Каждый день она слышала, как Келпи зовёт её, но она больше не была его рабыней.
Настал день, когда Дианав решила бросить Келпи вызов и узнать, что он сделал с юношами. А потому она ответила на зов Келпи и вышла на берег — туда, где когда-то они любили друг друга.
— Как я рад, что ты пришла, душа моя! Я звал тебя все эти дни. Гляди, по моим щекам катятся слёзы. Прошу, сотри их...
Но Дианав стояла, уперев руки в бока:
— Я знаю твои уловки, конь морей.
Его зелёные глаза были светлы.
— Мне нужна твоя любовь, смертная дева. Твоя — и ничья больше.
Дианав вдруг почувствовала, что её душе хочется прохладных, могущественных чар прекрасного мужчины-коня.
— Если ты любишь меня, Эх-Уишге, то должен подарить мне кое-что.
— Что же именно, Дианав?
— Безопасное возвращение сыновей вождей.
Келпи глубоко и грустно вздохнул:
— Твоя просьба будет услышана, любящая Дианав, — мягко сказал он. — Хотя ты и презираешь меня, я отдам тебе то, что ты просишь. Ищи их в ночь, когда этот и Другой мир встретятся.
В следующий миг на его месте стоял уже прекрасный белый конь, который встал на дыбы, как будто чтобы ударить передними ногами воздух. Он развернулся и проскакал через песчаный берег, по волнам — в океан, и вскоре скрылся, скача к заходящему солнцу.
— Пусть ты найдёшь любовь и покой, Келпи, — тихо вздохнула Дианав ему вслед.
А Доналл, щитоносец, как и было упомянуто выше, был без ума от Финейс, то есть кузины Дианав. Эта девушка была от природы тщеславна, и именно так — «тщеславие» — и назвал её отец. Она в это время жила у Дианав. На Доналла она почти не обращала внимания, поскольку она любила заигрывать и танцевать одновременно со столькими юношами, сколькими ей только было угодно. Она была гордой и непостоянной, а с молодыми людьми себя вела, как орёл с мышкой, ведь она, как хищная птица, заманивала их в ловушку, крепко впивалась в них когтями, а затем отпускала безжизненно падать наземь, а сама продолжала лететь.
Такое поведение очень печалило Доналла, а его подруга расстраивалась, что он грустит. Тем грустнее ей было, что она теперь знала печаль любви. Они с Доналлом вместе росли, не говоря уж о том, что Доналл служил её брату. Потому Доналл был ей родным человеком не в меньшей степени, чем настоящий брат.
А фестиваль Самайна был всё ближе. То было великое празднество, отмечающее начало Нового Года, сезон темноты. Ведь было сказано, что тьма появилась прежде света, хаос предшествует порядку, а до перерождения идёт смерть.
Однажды вечером, как раз незадолго до начала фестиваля, Дианав сказала Финейс:
— Доналл тебя очень любит.
Финейс самодовольно улыбнулась:
— Меня многие любят, — она была очень последовательна в своём самодовольстве.
— Тебе не кажется, что стоит ответить на его мольбы? Скажи, что скоро, может, пойдёшь замуж, хоть новый год начнёшь с хорошего дела?
— Глупая, я ещё всё это успею обдумать! А между тем мне и так очень многие нравятся. Я не хочу выскакивать замуж! Я подожду, пока не объявится какой-нибудь великий король, который будет на коленях просить моей руки, потому что я слишком прекрасна для какого-нибудь захудалого королька, вождя или князя — я уж молчу о щитоносце вроде Доналла.
За день до великого фестиваля Самайна, фестиваля нового года, начинавшегося на закате и длящегося до самого утра, — ведь люди считали дни от заката к закату — Доналл попросил руки Финейс, но она отвергла его теми же насмешливыми словами, которые она сказала своей кузине, Дианав:
— Я жду, когда ко мне придёт свататься великий король. Я никогда не буду счастлива, если выйду за какого-то щитоносца вроде тебя.
А фестиваль был всё ближе.
На закате Келпи пошевелился в своём холодном дворце под бурлящими водами Корриврекана. Он прошёлся по нему, присел на коралловое кресло с высокой спинкой и оглядел свои подводные владения. И вдруг к нему подошёл Рон Глас Мор, Великий Серый Морской Котик. Рон Глас Мор был ближайшим другом и товарищем Келпи целую вечность, ведь оба они были из дикого морского народа. Он знал мысли Келпи так же хорошо, как свои; а ещё он знал о том, что произошло меж двумя мирами.
— Сегодня Самайн, — осмелился всё-таки сказать он.
— Это я знаю.
— А ты всё ещё без памяти любишь Дианав.
— И это я тоже знаю.
— Она тоже ещё где-то в глубине души любит тебя, несмотря на всё то, что произошло. Но, знаешь, мне кажется, что ты не на ту девушку посмотрел. Она ведь не такая, как её кузина, Финейс Тщеславная. Та высасывает любовь мужчины, а потом бросает его, оставив без сил. Лучше бы ты пролил слезу на её грудь, ведь у неё бы не достало духа противостоять твоей любви.
— Ну да, и была бы у меня любовь безжизненной статуи, — заметил Келпи.
Рон Глас Мор хлопнул в ладоши, и отовсюду из подводных глубин слетелись морские девы и юноши, которые хотели узнать, что им надо сделать. Они окружили Келпи, который сидел на коралловом троне, и прибрали его шелковистые, лунно-золотистые волосы, затем надели на него зелёные с пёстрыми узорами килт и плащ, его золотые и серебряные украшения с самоцветами.
Тогда Келпи поднялся:
— Сегодня мы освободим юношей с островов, как я того и обещал Дианав. А взамен я принесу сюда в качестве моей смертной слуги Финейс!
Рон Глас Мор робко улыбнулся:
— Обмен, конечно, неравный, но, быть может, она хоть образумится, а ты научишь её холодное сердце теплу.
Затем Келпи попросил морских юношей и дев принести ему Фаллуин на Вур-Вэс, Плащ Смерти от Моря. Он также попросил свой Клайдэв Анам, меч душ, который мог врезаться в самое жестокое сердце и достать спрятавшуюся даже очень глубоко душу, не проливая и капли крови.
А потом Келпи поспешил в мир смертных над волнами.
Фестиваль уже начался. Доналл знал, что скоро ему предстоит путешествие в Другой мир, но он был всё так же безнадёжно влюблён в Финейс. Уже и волынщики со скрипачами играли, а женщины пели. И танцоры уже кружились по залу, и костры развели под мясными тушами.
Доналл направился туда, где стояла Финейс с дочерью короля Сгитнаха:
— Мне скоро надо будет уйти, но прежде чем я пойду, прошу, подари мне танец. Ведь это всё, что я могу тебе дать.
Финейс, поняв, что никого симпатичнее в этом зале всё равно сейчас нет, тут же мастерски улыбнулась Доналлу и невинно выпятила губу.
— Подарю, Доналл, но думается мне, что ты дурно поступишь, уйдя с фестиваля и бросив меня здесь совсем одну.
Но они едва начали, когда двери внезапно распахнулись, а внутрь влетел прекрасный юноша, который казался величественнее самого Верховного Короля Шотландии, что жил в Сгэне. Он направился сразу туда, где танцевали Доналл с Финейс, заставив обоих остановиться. Не обращая ровным счётом никакого внимания на Доналла, он низко поклонился Финейс, которая, покраснев, ответила на его приветствие.
— Потанцуй со мной, милая дева. Потанцуй со мной, ведь я никогда не видел столь очаровательной девушки во всех тех землях, что мне подчинены.
Не колеблясь, Финейс прыгнула в руки незнакомца, а Доналла оставила злиться.
К тому тут же подбежала Дианав:
— Милый Доналл, не обижайся на неё. Она просто делает то, что велит ей сердце, а его тебе не изменить. И знай... она танцует вовсе не со смертным.
Они смотрели, как кружатся в танце Финейс с её партнёром. Всё это время Келпи смотрел на тщеславную девушку с улыбкой:
— Ты так прекрасна, что, когда я гляжу на тебя, моё сердце перестаёт биться.
Финейс довольно улыбнулась, поскольку привыкла к тому, что юноши так глупо льстят ей. Но этот, во всяком случае, был могущественным владыкой, а она поклялась, что однажды выйдет за такого замуж — и тогда у неё будет богатство и власть над столькими мужчинами, сколькими ей только захочется.
— Ты выйдешь за меня, о дева, чтобы я был всегда столь же счастлив?
Сердце Финейс запело оттого, что победа так легко далась ей, но и тут она решила немного слукавить:
— Как же мне так быстро решить, каков будет мой ответ?
Келпи легко рассмеялся:
— Тогда я буду счастлив подождать его — но только до полуночи, когда мне надо будет возвращаться в свои земли.
— В полночь? Так скоро?
— Встретимся на песчаном берегу у этого дворца, и ты расскажешь о своём решении.
Танец закончился, Келпи низко поклонился, поцеловал её руку и ушёл.
Финейс была на седьмом небе от счастья, но когда она вернулась туда, где стоял Доналл, она увидела, что его брови гневно изогнулись, а рядом стоит Дианав.
— Ты ещё тут? — грубо поприветствовала она его. — Я-то думала, что ты после этого танца уходишь.
— Ухожу, — подтвердил Доналл с очень серьёзным лицом. — Но я остался, чтобы спасти тебя от бремени, которое не вынести смертному.
Финейс расхохоталась:
— Как серьёзно, Доналл! Ты что же, приревновал меня к тому красавцу-королю?
— Красавцу? — взорвался юноша. — Он злобный дух, что похитил души наших друзей. Он не кто иной, как Келпи!
Финейс фыркнула:
— Я, конечно, и так знала, что ты ревнуешь, жалкий щитоносец, но не настолько же, чтобы придумывать такие сказки. Впрочем, многие молодые люди бы соврали, чтобы я улыбнулась им. Я это знаю.
— Но это правда, Финейс, — вмешалась Дианав. — Он правда Келпи, я точно это знаю.
— Два сапога пара, и оба лгуны, — фыркнула девушка. — Я не позволю вам встать на пути к моему счастью, тем более из-за такой нелепой выдумки. Я нашла короля, за которого пойду замуж, — она развернулась и ушла.
Под светом полной луны Финейс спустилась к морю и увидела там гордого, прекрасного короля.
— Я знал, что ты придёшь.
— Я обдумала твоё предложение, и, хотя охотников до моей руки немало, я приму его.
Но прекрасный король озадачил её своим смехом:
— Я знал, что ты не откажешь.
Он притянул её к себе. Достав из кармана кольцо из странного коралла, он надел его на её палец:
— Теперь ты моя навек.
Голос его прозвучал как колокол, предвещающий гибель, и девушка невольно вздрогнула. Но неприятное ощущение длилось всего только миг, ведь она правда была тщеславна. Он взял её за руку, и внезапно она поняла, что сидит на спине огромной, холодной белой лошади, которая смеялась голосом Келпи, и смех этот был похож на ледяные воды зимнего течения, бьющиеся о скалы.
Она и вздохнуть не успела, как конь уже нёс её через чёрные волны океана. Отовсюду ей слышались странные звуки, как если бы все животные объединились в заупокойной мессе. Она изо всех сил держалась, трясясь за собственную жизнь, и вскоре увидела, что они над злыми, бурлящими водами Корриврекана. Келпи с визжащей на его спине Финейс сиганул прямо в него. Её крики в конце концов затерялись в грохоте солёных, бушующих глубин и утонули в потоке первозданных морей.
Как раз в этот момент Доналл пришёл к Даллу Слепому, который стоял на крепостных стенах и следил за морем. Его окружали безмолвные короли и вожди всех островов, чьих сыновей похитил Келпи. Далл повысил голос и провыл заклинание. А затем он замер и склонил голову.
— Мои чары сплетены. Выходите же, сыны вождей, выходите из моря! Это мой приказ.
Как раз в этот момент Келпи вернулся к коралловому трону и весело посмотрел на Рона Глас Мора:
— Ну что, я готов. Пора выполнить обещание, данное Дианав.
— Отпускаю человеческие души?
— Отпускай, — согласился Келпи, ведь он никогда не нарушал обещаний.
Корриврекан пришёл в движение, волны загрохотали и понеслись к берегу, пробегая скалистые берега, и морские птицы закричали и разлетелись в поисках убежища. Гром и молнии разбили небеса. И тогда огромная волна — больше, чем все остальные, — разлилась по берегу у замка короля Сгитнаха. И там, на берегу, появились целые и невредимые сыновья королей и вождей островов.
Глядя на землю, — а ведь жители Другого мира могут наблюдать за тем, что происходит тут, — Келпи расхохотался совершенно искренним смехом:
— Ты гляди-ка, Далл ведь прославится как великий чародей!
Рон Глас Мор согласно улыбнулся:
— Ему бы не достало знаний, чтобы спасти сыновей вождей.
— Это так. Но да пусть вся слава достанется ему. А мы, жители Другого мира, никогда не нарушаем обещаний.
— А Дианав...
— Была моей, теперь потеряна для меня навек. Но во имя любви, что когда-то соединила нас, я не помыслил бы нарушить слова.
Всё произошло именно так, как и сказал Келпи. В честь Далла Слепого устроили пир во дворах всех вождей. Король Сгитнаха пожаловал ему прекрасный дворец в Дун Бэгэйн и столько денег, что он ни в чём не нуждался до конца дней своих. Что же до Доналла, то из-за того, что он не сдался там, где спасовал бы меньший человек, он не мог быть больше простым щитоносцем королевского сына. Потому король сделал его повелителем Ратарсэйра и пожаловал ему богатые дары, как и прочие вожди.
Через какое-то время, когда он гулял с Дианав, Доналл вдруг предложил ей выйти за него. Меж ними не было обжигающей страсти, но они поняли, что заботились друг о друге больше, чем о ком-либо. Итак, Доналл и Дианав поженились, и все на западных островах очень радовались этому.
А глубоко под неспокойными водами Корриврекана Келпи, услышав эту новость, сдержал слёзы. Он обернулся к смертной, чьим предназначением было чистить его трон, и сказал:
— Не отлынивай от работы. Тебе ещё тысячу лет его натирать, прежде чем ты сможешь отдохнуть.
А Финейс склонила голову в подчинении своему королю.